Возникает закономерный вопрос, уместны ли эти материалы на туристическом сайте? По моему мнению вполне.
" На сайте представлены материалы связанные с экстремальными приключениями", так говорится в описании о веб сайте.
Военные события, война, служба в мирное время таковыми являются. Кроме того многие виды туристических занятий используются и в армии. Человеку имеющему туристическую подготовку быстрее и проще стать хорошим солдатом, офицером или инструктором. Военные материалы включают в себя патриотическое воспитание, своего рода ориентирование в профессии. И конечно историческую память. По моему сегодня и всегда это актуально. Как пример можно привести действия военных альпинистов на фронте.
Хочется обратится к молодым ребятам. Наша страна постоянно воюет на протяжении своей истории. Война буквально втягивает в себя молодых людей, выживает тот кто лучше готов. Боевое мастерство должно иметь основу, зачастую таковой служит умение выживать, ориентироваться, плавать, совершать марши пешие и иные. И ещё многое другое. То есть то что делает турист.

Человек я грубоватый, какой есть. Поэзией особо не увлекаюсь. Но недавно нашел стихи про фронтовиков. Как то задело.
Евгений Журавлев.

Не грохотал там барабан…
Лишь гуще сумерки сомкнулись,
Бойцы ушли во тьму, в туман,
А из разведки не вернулись.

Ушли туда за лес, за фронт;
При вспышках в рытвины врастая,
И долго ночью в горизонт
Вгрызались пуль горячих стаи.

И свет чуть тлеющей звезды
Потух, закрытый тьмою тучи.
И скрыла ночь все их следы
В траве у проволки колючей.

Два слова сквозь эфир неслись:
Радистка, словно вдаль крича им,
Звала «Подснежник, отзовись!»
Молчал туман, молчал и таял.

Три дня их ждали, а потом…
Был бой под вой и скрежет стали.
И писари, скрипя пером,
Их в списки павших записали.

Отгрохотав войны года
Ушли, смертями жизни выев.
Теперь здесь тишь и у пруда
Цветут ромашки полевые.

И шепчет росная трава,
И шепчут тонкие рябины
Любви бессмертные слова
Под грустный окрик журавлиный.

А взоры ждущих матерей
Туманит дум тоска и слезы.
Хранит земля следы траншей,
Следы тех дней хранят березы.

И веря в снов своих обман,
Все ждут и ждут солдат родные.
Но в сонмах лет молчит туман,
Ответа нет на позывные.

Мы все пред Родиной в долгу
И так же как они, быть может,
Уйдем когда-нибудь в пургу,
Чтоб Славу Родины умножить.

И кто-нибудь про наши дни
Прочтет о нас строку одну лишь:
«Ушли с заданием они,
Но из разведки не вернулись!».

Вечная память!

На сегодня слишком много пафоса когда говорят о войнах. А если не имелось доказательств смерти то человек объявлялся без вести пропавшим или не вернувшимся из боевого похода, боевого вылета и др. Семья при этом никаких пенсий и пособий не получала, и подтекст такой простенький, а вдруг в плен убежал. В плохом положении оказывались разведчики, лётчики, моряки. Те кого посылали за фронт с заданием. Есть правовая процедура когда человека объявляют погибшим. Мне всегда казалось что это нужно сделать в отношении фронтовиков. Не пропал или потерялся, а погиб за Родину. Воевал как умел.
Неужели нельзя сопоставить архивы наши и противника, исследовать, сделать анализ. Трудно исчезнуть бесследно. Кроме того оказывается есть огромное количество наград которые не вручили. И наградных документов которые не реализовали. То есть командир снизу направляет наградной лист а тот кто имеет полномочия награждает, отказывает или понижает награду.
Грустная тема!

Конечно это касается и конно-механизированных групп, КМГ. Лебединая песня кавалерии! Довольно крупная группировка прорывала фронт или входила в прорыв и в рейде громила тылы гансов. Конечно в таких условиях и раненным толком помочь трудно и павшим внимание уделить. А если заблокировали, то конец.
Очень хорошо о себе и своих бойцах пишет генерал Павел Белов, (головорезы Белова которые неправильно воюют). Единственный генерал Исса Плиев, дважды Герой !, обе звёзды получил командуя КМГ. Вообще было около десятка командиров КМГ и соединений. Рейдовых командиров! Осликовский,, Доватор, Баранов. Плохо что эта страничка войны толком и не исследована.
Генерал-лейтенант Павел Белов. Кавалерист. Рейдовый генерал.

Это стихотворение вызывало и вызывает много споров, жестоко!
Но если вспомнить как гансы работали с населением то может и не очень жестоко. Каратели приходили в деревню, загоняли всех в клуб или сарай и поджигали. Кто выбежал тому пуля, кто то выбрасывал маленьких детей чтобы убежали. Их в огонь или убивали на месте. В Красной Армии были бойцы и офицеры которые особо не брали пленных. Это те у которых семью были уничтожены фашистами.

К. Симонов. Если дорог тебе твой дом. Убей немца.

Если дорог тебе твой дом,
Где ты русским выкормлен был,
Под бревенчатым потолком,
Где ты, в люльке качаясь, плыл;

Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нем исхоженные полы;

Если мил тебе бедный сад
С майским цветом, с жужжаньем пчёл
И под липой сто лет назад
В землю вкопанный дедом стол;

Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоем доме фашист топтал,
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал…

Если мать тебе дорога —
Тебя выкормившая грудь,
Где давно уже нет молока,
Только можно щекой прильнуть;

Если вынести нету сил,
Чтоб фашист, к ней постоем став,
По щекам морщинистым бил,
Косы на руку намотав;

Чтобы те же руки ее,
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его белье
И стелили ему постель…

Если ты отца не забыл,
Что качал тебя на руках,
Что хорошим солдатом был
И пропал в карпатских снегах,

Что погиб за Волгу, за Дон,
За отчизны твоей судьбу;
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевертывался в гробу,

Чтоб солдатский портрет в крестах
Взял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал…

Если ты не хочешь отдать
Ту, с которой вдвоем ходил,
Ту, что долго поцеловать
Ты не смел, — так ее любил, —

Чтоб фашисты ее живьем
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли ее втроем,
Обнаженную, на полу;

Чтоб досталось трем этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Все, что свято берег ты сам
Всею силой мужской любви…

Если ты фашисту с ружьем
Не желаешь навек отдать
Дом, где жил ты, жену и мать,
Все, что родиной мы зовем, —

Знай: никто ее не спасет,
Если ты ее не спасешь;
Знай: никто его не убьет,
Если ты его не убьешь.

И пока его не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.

Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед, —
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.

За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат, —
Это он, а не ты солдат.

Так убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоем дому чтобы стон,
А в его по мертвым стоял.

Так хотел он, его вина, —
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.

Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.

Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!

Это стихотворение мне очень нравится. Оно написано со знанием дела. И мне вспоминается встреча с ветеранами армии. Там я лично и близко видел двух замечательных людей.
Генерал Виталий Иванович Попков. Обычный человек с приятной улыбкой на мундире две золотых звёзды Героя и более сорока сбитых подтвержденных! Виталий Иванович парнем был хулиганистый и в самом конце войны протаранил Ганса. Чуть не погиб.
А вторая, это ночная ведьма, летчик 46 гвардейского полка ночных бомбардировщиков Евгения Андреевна Жигуленко. У них Героя давали примерно за 1000 боевых вылетов. Немыслимая цифра!

Феликс Чуев.

Козырев!

В столовой Энской летной части,
какие в южных городках,
сидели техники, начальство
да летчик в солнечных очках.

Заправок нынче будет много.
Июль смеется с высоты.
Как отдыхающие ноги,
торчат на колышках унты.

И жены в выцветших халатах
одежку сушат на траве,
и карапуз бежит —
    куда там! —
отцовский шлем на голове.

………………………………….

Когда в леске после обеда
пилоты сели в полукруг,
одну историю поведал
мой старый,
    мой давнишний друг...

2
Был Герман Шванке ас отменный,
сам бог велел ему летать.
Непобедимый,
несравненный,
умел он только побеждать.
Светловолосый,
длиннолицый,
с горбинкой страсти на носу,
когда он шел,
саксонский рыцарь,
казалось,
    весь он на весу.

Всегда он был
    в себе уверен,
над миром
    в небе хохотал.
Сам тезка как-то,
Герман Геринг,
из любопытства с ним летал.

Он признан был
    имперским асом,
что в переводе «туз».
Вот так.
На фюзеляж бубновой краской
был нанесен картежный знак.

Его машину украшали —
изрядно! —
белые кресты.
Кого они ни устрашали —
скорей бы крылья унести!

Кресты — Варшава.
Накануне.
Двенадцать штук —
    Борисов, Минск.
Двенадцать красных
    он в июне
сумел отправить
    сверху вниз.
Таков он был,
    ариец Шванке,
высокий,
тощий,
молодой,
когда наутро,
спозаранку,
решился Козырев на бой.

Германец вызвал.
Бросил вымпел
на поле вечером, вчера.
Итак,
    бойцовский жребий выпал.
Пора, земля.
Солдат, пора.

И вот сошлись они в квадрате,
в кипящем вареве лучей.
Так прежде было:
рать пред ратью,
и выставляли силачей.

Казал Ослябя в поединке,
как надо родину беречь.
И вспомнил Козырев картинку
в учебнике
    «Родная речь».

Летел фашист,
бубновым,
жирным
тузом распластанным прикрыт.
Хоть туз летел,
    да не козырный,
его-то козырем
и крыть!

Прицел.
Мгновенье.
И — порядок.
Слетел бубенный,
    подожжен.
Был бой,
    по-козыревски краток,
одной фигурою решен.

О ней нигде не прочитаем,
зато смогли ее назвать
ядреным древним сочетаньем,
что лишь сказать —
    не написать.

По виражам и перегрузкам
прошел,
увидел,
победил —
не потому, что просто русским,
а потому, что асом был.

И полетела слава грозная
по всем военным облакам,
и прогремело имя —
Козырев,
который рубит пополам!

3
Он мстил за слезы,
мстил за то, что
кипело небо на земле,
за то, что тошно было,
    тошно
садиться
    с кровью на крыле,
за смерть дочурки
    от германской
проклятой,
    проклятой руки,
за то, что сгибли от фугаски
жена
    и в Минске старики,
за искалеченные нервы,
за самолеты «мессершмитт»,
за бесконечный сорок первый...

Никто в столовой не шумит,
и проклинает их
    пехота,
а тут одну машину ждут
на очереди
семь пилотов,
и ждать уже —
напрасный труд.
И даже шутка в разговоре
звучит,
    как братское «прости».
Все меньше курток в коридоре,
все больше фрицев на Руси.

……………………………………….

Над старым Курском
    и над Корсунью
набухли кровью облака,
когда пилот
    товарищ Козырев
доводит счет до сорока.
Пусть на земле
    не вышел ростом
и среднерусской красотой,
но он землей
    для неба создан,
особой выдержки герой.
Бросал машину над домами,
как бы прыжком через ручей,
спирали вил за облаками
из мягких солнечных лучей,
врывался в просеку лесную,
свечой садился на шоссе,
свою фамилию витую
лепил в нетронутой красе.
То вверх тормашками он падал —
переворот через крыло,
то облака срывал,
    как вату,
шоферы гнали:
    повезло!

Его симфония полета
плыла от детства,
от мечты,
и было в ней степное что-то,
и было столько высоты!
Ведет звено —
и в небе чисто,
особым дьяволом храним,
и — «Ахтунг,
    Козырев!» —
фашисты
орут в наушники своим.

И только так!
Ага, ползете...
О чем он думал и о ком,
когда на бреющем полете
рубил эсэсовцев винтом?

И только так!
Он мстил за Польшу,
в которой раньше не бывал,
карая с неба,
мстил за то, что
он в этом небе убивал.
За то, что он,
великий летчик,
измучен страшною войной,
он мстил жестоко,
днем и ночью,
мстил одержимо,
сам не свой.

Четыре года
    жизнью стали.
И возвращается домой
при орденах
    и при медалях
он,
    Нечетырежды Герой.
Куда домой?
    Один на свете
есть у него сегодня дом.
Пилоты —
    как большие дети,
и жизнь у них —
    аэродром.

……………………………………….

4
Какие б чудо-автоматы
на свете ни изобрели,
но будут летчики, ребята
водить на Марсы корабли.

И всею летною душою
я говорю в который раз:
да будут громкие герои,
да будут Громовы у нас!

Дорогой долгой,
    небывалой
они уходят от земли,
и небом,
звездочкою малой
Земля становится вдали.

В ней остается уваженье
к былым звучаниям имен,
закон земного притяженья
в ней, словно в капле,
растворен.

И станет грустно им,
и очень
на ней охапку сена жаль...
Любовь и ненависть отточим
на чувстве искреннем:
    печаль.

...Герой типичный,
    не типичный —
не мне судить.
Он мой герой.
Он есть такой,
пилот отличный,
в моей державе
есть такой.

Подумать только
    как все просто:
не за нагрудную звезду
не дал погаснуть
    в небе звездам
и душу вывернул в аду —
затем,
    чтоб в нашем сорок пятом
в чужой,
    поверженной дали
писал победный ультиматум
советский маршал.
Мы пришли!

На чем стоим мы —
    не ославить,
как это высказал сплеча
князь Александр Ярославич —
насчет пришельцев
    и меча.

1966

Фото.

Фото

Фото

Фото

И ещё одного человека из легенды удалось повидать лично и даже поговорить. Приехала Московская проверка. От греха нашу эскадрилью загнали в класс и сидим. А у меня сапог порвался, старшина не меняет. Я по глупости сел на первую парту, слышим идут. Ну и голос, боец а ну ко мне, командир эскадрильи, а почему у него сапог рваный. Ёлки палки, генерал-полковник, звезда Героя на мундире. Это был Григорий Устинович Дольников, истребитель. На войне был сбит, попал в плен, бежал, был в партизанах, перешёл к своим, со скрипом прошел проверку. Повезло что освободили районы где он маялся и все факты подтвердились. Но дальше рос трудно, а героя получил в 1975 году. Здоровенный, высоченный, он был белорус, говорил быстро и вроде чуть с акцентом. Боевой позывной, Горачий! Ну поговорили чуток. Хи, хи, хи.

Фото после войны, с женой, а наград всего ничего, хотя дрался отлично. Плен!

А вот таки я его увидел. А награды его догнали, весомо, солидно!

Евгения Андреевна была барышней веселой, хулиганистой, была заводилой и организатором. Подруги ее называли Жигули. А воинская профессия у нее штурман. После войны она несколько лет пролетала штурманом. Звезда Героя в двадцать четыре года, около 800 боевых вылетов!

Антуану де Сент Экзюпери было немного за сорок, когда началась война. Францию завоевали за месяц, все все понимали. Он вообще мог отсидеться как известный человек. Но он пошел на фронт и погиб в разведывательном полете. Вечная память и уважение!

Фото.

Замечательная военная судьба у Борисова Михаила Владимировича.
Вот его фото.

Он совершил всего 17 боевых вылетов , получил пять боевых орденов и звезду Героя!

Практически за полгода в конце войны. Но не спешите завидовать и удивляться, это летчик минно-торпедного полка. У него одна из самых опасных профессий. Лётчики таких полков применяли два наиболее опасных вида боевого применения. Атака торпедами и бомбометание топ-мачтовым способом. Производились атаки на предельно малой высоте, примерно 40-70 метров. Самолёт идёт на корабль и по нему стреляет все что может. Главный калибр бьёт перед самолётом, снаряд выбивает огромный водяной столб. Самолёт попадая в него рассыпается на части. Торпеда это сложное изделие, ее надо уметь запустить, не высоко, не низко, не далеко и не близко. Иначе она утонет или пропадет.
Топ-мачтовое бомбометание сложнее, самолёт идёт на корабль на предельно -малой высоте. На определенной дистанции сброс бомбы. Бомба ударяется от воду и летит горизонтально. Потом врезается в борт или надстройки корабля. Взрыв, затонул. Это ювелирная работа! Орденом награждали за уничтоженный корабль водоизмещением около 10 000, тонн. Ну, огромный корабль. Всего заслужил восемь боевых орденов.
После войны служил, уволился в запас. Скончался в наши дни. Кстати на флот попал в 1941 году а на фронт в августе 1944. Такое тоже бывало.
Всего этот парень за войну потопил 13 огромных подтвержденных транспортов. Не считая повреждённых и т. д. Летал он много и 17 вылетов это далеко не все. В интернете есть его интервью, страшно читать, смерть, смерть, смерть. За войну полк обновился три раза, осталось в живых всего 6 экипажей! А ещё был у него конфликт с командиром полка, тот поступил просто, не награждал и посылал на самые опасные задание. Чтобы поскорее убили. Сам при этом на боевые не летал! И такое было.

Мой кумир Александр Иванович Покрышкин.
Но о нем я расскажу позднее. В своих мемуарах Покрышкин часто вспоминает о своем боевом товарище, в основном командире ударной группы Григории Речкалове. Дважды Герое! Читая мемуары я представлял себе солидного дядю, здорового, важного. И очень удивился увидев на фото молодого худенького паренька, свои звёзды и ордена он получил в 23-24 года. И на фото он на фоне своего самолёта. Около шестидесяти подтвержденных побед! Вторую звезду получил в июле 1944 года. Тогда прославленных командиров старались сберегать, самое простое это на штабную работу или в академию. Но Речкалове воевал до победы! А за день до войны он проходил медкомиссию и готовился к списанию с летной работы. Но в суете боёв об этом просто забыли.