Промальпинизм

Теплым ветром трепало волосы, в нос бил пряный запах весенней травы, мягко припекало солнышко. Далеко внизу парили чуть видные белоснежные чайки. Душа пела. Римский каменный амфитеатр, в сибирском масштабе – завораживал. На сцене маревом разлился Байкал, белесой дымкой смывая горизонт, соединяя море и небо. Парило. Полное благоухание. Каменное безмолвие. Состояние онемения. Мы сидели на каменном столбе-исполине, в громадном цирке. Под нами 200 метров, только что преодолённых свободным лазанием, без страховки, без веревки, довольно приличных скал. Время остановилось. Сидели одуревшие от красоты и величия. Расслабились. Оставалось несколько десятков метров почти отвесных скал. Наверху земля, цепляться не за что, но этого мы не знали.

Лезли слишком нагло и быстро по незнакомым скалам, параллельно друг другу. Саня Жвалеев крикнул: «Берегись», предупреждая про землю на заглаженных скалах, но было уже поздно. Оба зависли в нескольких метрах друг от друга. Заглаженное, чуть-чуть шершавое пузо последнего метра выхода со стены, а дальше тонкий слой черной маслянистой земли – чернозем. Руки по земле как по маслу предательски ползли вниз, ноги через каменное пузо не держали. От страха мгновенно побежал пот на глаза, похолодело где-то глубоко внутри. Костлявая рассмеялась и занесла над нами свою косу. Какими-то неестественными движениями червяка, животом ползли вверх. И не веря что вылезли лежали, замерев, не двигаясь. Цена за увиденную красоту. Медленно отходили. Тихо радовались. В траве над самым ухом оглушительно стрекотал кузнечик. Стена правила нас под себя, что-то внутри менялось. Мини кли­ническая смерть, равносильна перезагрузке компьютера. Старое осыпается как подмокшая штукатурка. Все программы – ящики нашего ума загружаются заново, но их содержимое несколько иначе, оно до конца еще не понято и не осмысленно, только смутные ощущения чего-то светлого, радостного, худые мысли и слова растворяются. Экстремальные скальные тренировки в свободном стиле без страховки.

Стена обостряла внутренний напряг, давно мучившую раздвоенность. Ехать или нет в большие горы? Может просто предупредила еще раз про костлявую? Но зачем так пугать? И так голова трещит от сомнений. Дома, любимая жена, маленькая дочка. Позади законченный институт. Два месяца в горах – это почти сто процентов крест на карьере. Зачем тогда пять лет учился? Да и денег как всегда мало, а тут такие расходы. Еще и эта с косой маячит, под ногами ли или над головой? С другой стороны, горы – это пронзительная мечта. И что делать? Ехать или нет? Что важнее? Как совместить все это? Чем жертвовать? Пока был один, все просто, собрал рюкзак и в горы. А сейчас? Какое я имею право? Ответственность не давала покоя. В голове жужжала. Разрывала изнутри. Сейчас треснет. Сильно тряхнул головой – прогоняя занозу. Нужно вернуться в реальность.

Мы калымили во время отпуска – чистили скалы на старой железке – кругобайкалке. Зарабатывали на поездку в большие горы. Памиро-Алай. Место тихое. Официально – бригада скалолазов при железной дороге на один месяц. Сам себя утешал мыслью, что просто зарабатываю деньги, а куда дальше в горы или на работу – видно будет. Время подумать есть. Жили на 126 километре, в богом забытом месте, на самом берегу Байкала. В старинном бревенчатом громадном одиноком доме отшельника, обходчика Кузьмы. Бригада была лохматая, ну то есть совсем разношерстная. Разделялась на несколько групп: Руководители – непоколебимые или просто железные люди, даже железо-бетонные. Сила воли такая, что управлять нами могли взглядом или даже просто своим присутствием. Стальные люди, без грамма сомнений. Нам, всем остальным, было до них так же нереально дорасти, как, к примеру, переплыть Байкал. А мне тем более, с моим ульем в голове оставалось только завидовать их целеустремленности. Вторая группа – идеалисты, интеллигенты, романтики до глубины души. Дай им сачок, могли целый день беззаботно ловить бабочек. Дети уважаемой профессуры. Слишком хороший трамплин для будущего, заморачиваться сильно не стоит. Третья – ребята себе на уме. Как ветка на лиственнице – прямая как стрела, но в другую от всех сторону. Три «к»- карате, кришна, карьера. Все по полной. Если карате, то реальная постоянная практика ближнего боя на улице. Если Кришна, то четки в руки и бу, бу, бу по многу часов в лотосе где то на вершине скалы. Ну и карьера, благо родители начальники начальников. Четвертая – ребята с веселым прошлым. Стянуть, продать и выпить – легко. Без лишних заморочек. Будет день – будет пища. Зато горы для них – родной дом. Готовые к любым невзгодам. Суп из топора. В легкой одежде в мороз. Ну и пятая – повернутые на горах спортсмены, с пулей сомнений в голове. Куда пойти, куда податься? Совесть, порядочность, ответственность и другие «ность». Рефлексия и самокопание.

Жили вольно. Рано утром мотовоз до очередных скальных стен. Ломиком, с верхней страховкой, скидывали живые камни вниз. Сильно не утруждались, хотя опасных камней, видимо, не видимо. Все опасные камни явно не сбросишь. В довоенное время здесь постоянно работали несколько десятков бригад по очистки скал. У нас была поговорка: «Количество закрытых объёмов зависит только от того, сколько выпьет приемная комиссия». Была существенная лазейка, часть камней летела прямо в Байкал, а сколько именно зависело только от качества приготовленных нами к приезду комиссии шашлыков, и самое главное, горячительных напитков. Комиссия приезжала часто, в конце каждой недели. Так что пятница – актированный, то есть не рабочий и самый ответственный день. Главное чтоб шашлыки к приезду шкворчали, как сало на сковородке, водка была холодная, а салат не помятый. Железнодорожники ребята здоровые телом и духом. Шеи у всех красные. Пили, ели и даже пели много, благо место совсем глухое, естественно много объёмов и закрывали.

В пылу очередного застолья предложили не пыльный супер аккорд, на главных железнодорожных путях, около Култука. Где составы идут через 4 минуты в обе стороны. Скинуть камень размером где то так 7 на 8 метров. Скинуть так, чтоб он не ударил по рельсам. Мы самоуверенно заявили что он точно не заденет путей, мы ведь профессионалы. Камень был слишком большой и тяжелый. Должен был просто съехать вниз по склону, в канаву перед рельсами. Хотя как он полетит знал только один господь бог. В случае попадания по рельсам у всех большие неприятности. Движение поездов встало бы не на час. Камень сковырнули легко, но полетев, он стал подпрыгивать как футбольный мяч, громадными прыжками, совсем неожиданно для нас. У нас расширились глаза. Земля под ногами тряслась при каждом его ударе, отдаваясь эхом в сопках. Народу собралось много, человек сто, несколько ремонтных бригад, начальство, зеваки с поселка. Все затаив дыхание смотрят. Ударит по рельсам или нет? Попадание метров за десять до насыпи и... красивый перелет совсем низко, на бреющем, сразу через две нитки рельс. Громкий треск от сломанных деревьев за насыпью и камень уходит куда-то в лес. Уф... дружно выдыхаем. Ну, мы же говорили что профессионалы. Заработали аккорд и немного уважения.

Жить на заимки у Кузьмы вечерами после работы было очень скучно. Тем более без электричества. Нужно было придумать чем заниматься. Кузьма каждое утро с рассветом уходил на Байкал и приносил связку хариусов на вербном прутике. Ловил на верховую, на кузнечика. Жарил с хрустящей золотистой корочкой, угощал нас. Решили заняться рыбалкой. Все десять человек целый вечер готовили снасти, ловили кузнечиков, мух, строгали удочки с черемухи. Утром шеренгой у Байкала. Похожие на ветряные мельницы, только машем руками. Кидаем час, кидаем два – тишина. Начали донимать мысли. Странно, а как же Кузьма ловит? Удочки забросили. Решили подойти к рыбалке более серьезно, по крупному. Рыбачить так рыбачить, с размахом. Рыбу будем глушить тротилом. Быстро и сразу много. Среди нас были будущие геологи, которые не раз уже были в поле, в партиях, значит дома есть тротил. Одного из них и отправили за тротиловыми шашками – глушить рыбу и за солью чтоб солить улов. Дальше сюжет развивался фантастически, со стороны не совсем правдоподобно, но для нас более чем. Тем более очень даже трагикомично. Когда Боря поджог шнур, мы все десять человек полукругом стояли вокруг него, раздеваясь, готовились прыгать в воду, собирать оглушенную рыбу. Боря как-то резко, но неловко размахнулся и... тротиловая шашка с горящим шнуром неожиданно выпала у него из рук и упала под ноги. Кругом кучи камней больших и маленьких. Секундное замешательство... К богу в гости никто вроде не записывался. Бежали очень быстро. Все серьезные спортсмены. Слету падали головой от взрыва, как учили еще в школе. Взрыв... осыпало мелкими осколками от камней. К счастью, никого ни задело.

Следующий бросок тротила мы наблюдали ну с очень большого расстояния и даже лежа, за прикрытием больших камней. Взрыв, столб воды, брызги, круги по воде, но рыба всплывать почему то не хотела, видимо успела приготовиться – закупила и одела беруши. Вечером, на обсуждении полетов, решили задействовать третий вариант рыбалки. Автор этих строк съездил домой за рыбацкими сетями. Но видимо рыба это не наше, все наши потуги напрасны. Все пять сетей утром оказались пустые. Ну сосем ни одной рыбки. Мы не сдавались. Оставался вариант ночного лучения. Желающим оказался один из железных ребят. Помогали все. Сколотили плот. Настрогали лучин со смолевого пня. В ночь оттолкнули плот в темноту Байкала. Сами пошли спать. Кузьма поднял всех под утро. Горняк. Это страшной силы ветер, от берега в море. На улице гудело и гремело, летали отломанные ветки. Леха стоял уже на берегу, приплыл верхом на одном бревне. Волны были такие, что плот разбило сразу. Плыл до берега долго. Наловил много, но пока боролся, решил задобрить Байкал и всю рыбу отпустил обратно.

С рыбалкой решили завязать, что-то не клеилась, и заняться вариантом «Б» – охотой. Здесь, кстати, привезенная соль больше пригодится. Опять гонцы в Иркутск, теперь за стволами. Зверя было много. Изюбры паслись до рассвета целым стадом на склонах. Козлы по утрам лаяли недалеко от дома. Дикие кабаны ночью, без спроса, клыками копали посаженную Кузьмой еще зеленую картошку. Прямо под окнами. Начали что поближе, с кабанов. Залегли в ночь на взгривке, над картофельным полем. Луны не было. Стояла черная ночь. Природа была не на нашей стороне. Светлячками оживилась тайга. Вдруг светлячки построились гуськом по парам, и весело с пригорка понеслись прямо на нас. Кабаны. Оружейный запас – две тозы и один дробовик, ни одного нарезного. Так, просчетик небольшой. Думали стрелять с боку по тушкам. А в лоб без нарезного стрелять – ворон смешить. Чтоб не попортить шкурку ни кабанов, ни свою, позорно ретировались. Зверя все-таки добыли. Изюбря. После того, как привезли пару нарезных, правда обрезанных, стволов. Само собой подпольных. Так мы скрашивали наши байкальские вечера.

Время текло. Скалы (часть) от живых камней почистили. Хариуса (пойманного Кузьмой) съели. Кабанов (потрошителей картошки) оставили в покое. Ревизоров от железки встретили и проводили, как полагается (и даже немного не по протоколу). Раны от камней (даже в голову) залечили. Леха привез закалымленные деньги, вывалил россыпью на диван. Непристойно большая куча. Хватило всем. Уже через неделю мы с Толяном стояли в аэропорту с рюкзаками. Лететь или нет в горы, после прожитого на Байкале сомнений не было. Наверно надышались слишком пьянящего Байкальского воздуха, и голова пошла кругом. Мы были в тайне рады, что все так случилось, и что не предали нашу мечту. И с радостью шли вперед, где нас ждали тяжелейшие восхождения, с нечеловеческими нагрузками. Туда, где люди не хнычут, а перебивая друг друга поют песни. Где под треск грозы и сверкания молний, мы с Толяном бежали через зуммирующий скальный гребень на высоте 4500 метров. Где по неделе делали заброски в горы. Челноча, таскали рюкзаки по 38 кг. Когда лазили в альпийском стиле, в одних галошах, скальные стены пятерок «Б» за один день, из лагеря в лагерь. Когда вечерами у костра, высоко в горах, звезды с кулак, и поют от души так, что мурашки по спине до затылка. А утром, на леднике, звеня трещит лед под кошками, и рассвет такой красоты, который больше никогда не увидишь. Где на стене сталкивало всю ночь снегопадом палатку в пропасть. И как каждый раз после горы были уставшие, но всегда счастливые. И просто улыбаясь радовались жизни.