в Иркутске 15:19, Мар. 19    

Прерванный полёт

Автор:Константин Суханов(papako)
Опубликовано:05.05.2012
Ключевые слова: война, 9 мая

Я ещё помню время, когда на улице нередко можно было встретить мужчин-инвалидов. Их было много, очень много, увечных – без рук, без ног, на костылях, а то и на тележках. Этакая, небольшого размера дощатая платформа, к которой приделаны четыре колеса. На ней, култышками с заправленными под себя гачами брюк, сидел человек, отталкиваясь от земли руками. Это было страшное эхо войны. Это было наше детство. Тогда, был ещё жив, почти молодой, часто улыбающийся отец (таким он всплывает у меня в памяти, тогда). Отец тоже был инвалидом, без правой ноги сильно выше колена. Ходил на протезе. Только незаметна нам была его инвалидность. Он активно работал, для семьи строил дом, дачу. Состоял в КПСС. Коммунистом он был – не кабинетным, а из тех, у кого лишь одно "преимущество" – "всегда в атаку первым подниматься". Это не пафос, реальность. У него было очень обострённое чувство справедливости.

Сегодня, в канун Дня Великой Победы, я иду к нему на могилу. Иду, чтобы поздравить отца с его праздником. Потому что – в самом факте существования такого праздника, есть доля его ратного труда. "Война – просто тяжёлая работа, которую мы выполняли", – говорил он. О подвигах особо не рассказывал. Но вот, лаконичная выписка из военного архива, по поводу награждения отца одной из его боевых наград – орденом Красной Звезды: "Совершил 25 успешных боевых вылетов, в прорыве войск уничтожил три грузовика и до 40 гитлеровцев". На памятнике – красная звезда и силуэт самолёта Ил-2. Штурмовика, на котором летал отец. Штурмовика, который разлетелся на куски от попадания зенитного снаряда; тогда отца записали в погибшие. Но он чудом выжил, всем смертям назло...

В руках у меня старая пожелтевшая газета "Знамя шахтёра" от 17 апреля 1985 года, орган Новошахтинского Горкома КПСС Ростовской области. Вновь перечитывая статью-воспоминание Алексея Милованова, боевого друга, однополчанина отца, мысленно переношусь в то далёкое героическое время, пытаясь осознать, что же чувствовал тогда расстрелянный "мессерами" едва живой отец, когда вокруг враги и чужая речь, а он даже не мог двигаться. Что дало ему силы выжить в тех обстоятельствах? Вера в победу, в обещанное светлое будущее? Просто молодость? Ещё что-то? Увы, этого я уже никогда не узнаю.

"Самолёт старшего лейтенанта Виктора Антонова взорвался над целью. Командир упал в пекло огня. Часть самолёта отнесло далеко в сторону. Выброшенный взрывной волной из открытой кабины, отделился воздушный стрелок и раскрыл парашют. Немцы изо всех видов оружия били по парашютисту, трассирующие пули врага чертили смертельные стрелы вокруг висевшего на стропах человека. Земля ревела и стонала. Находившиеся в воздухе три ИЛа прикрывали спускавшегося на землю лётчика. Наши истребители ЯКи вели воздушный бой с "мессерами". Но вот парашют опустился и протянул по земле распластавшегося лётчика. Он не поднимался, лежал неподвижно. Земля вокруг была изрыта воронками из-под бомб и снарядов. Сесть самолёту, чтобы забрать товарища, не было никакой возможности. Шёл адский бой. Внизу, на земле врага, остался лежать воздушный стрелок Николай Суханов... Все тогда посчитали, что он погиб. В том тяжёлом бою погибли три экипажа: три лётчика, три воздушных стрелка. Три ИЛ-2 не вернулись на свою базу...

Много лет прошло с тех пор. В 1975 году, накануне 30-летия Великой Победы, Николай Емельянович Суханов ездил в места бывших воздушных сражений. Катастрофа произошла под прусским городом Хайлигенбайль, на территории окружённых со всех сторон нашими войсками гитлеровцев. Вражеский зенитный снаряд угодил в бомболюк, где находились противотанковые, термитные, бронезажигающие бомбы-"головастики".

Потом, через 30 лет, Николай Суханов разыскал однополчан и рассказал о том воздушном бое, о своих мытарствах.

— Это произошло 25 марта 1945 года. Фашистские войска получили строгий приказ фюрера: удерживать занимаемые позиции любой ценой. Именно в это время мы с лётчиком и потерпели катастрофу. Я упал, что называется, прямо в "котёл", приземлившись в расположение немецкой интендантской части. В "котле" буквально кишели люди, техника. И особенно интенсивно бурлило в ночные часы, потому что только под покровом ночи можно было сравнительно спокойно передвигаться по перегруженным дорогам – днём их контролировала советская авиация. И всё это, живое, орущее, блеющее, двигалось в неопределённом направлении, всё ещё не веря в безысходность положения, ища спасительную лазейку и не находя её. Я был невольным участником этого сатанинского круговорота. Сутки возил меня на телеге старый немец Карл, – всё искал "госпиталь", где бы мог оставить надоевший ему живой труп. Наконец, он привёз меня в какой-то лагерь, где нашлось свободное место, и сдал санитарам-военнопленным, работавшим в этом лагере.

Здесь Николаю Суханову простой ножовкой ампутировали правую ногу. Примерно за неделю до прихода наших войск, на бараки, где лежали раненые, вдруг посыпались бомбы и застрочили пулемёты. Это пикировали наши родные "илюшины" и "петляковы". Свершилась невиданная подлость. Немцы убрали с крыш бараков красные кресты, а на территории лагеря установили зенитки, не пропускающие без обстрела ни один наш самолёт.

Но пришла долгожданная Победа. В июне 1945 г., с костылями под мышкой, Николай Суханов, находясь в одном из госпиталей, на прогулке встретил вдруг Шахматова и Гришаева, лётчиков нашего полка. Для них это была встреча с человеком, ушедшим в "мир иной", ибо в полку все считали его погибшим. В тот же день ребята перевезли его в свою часть. Родной полк вернул его к жизни. В Москве Николаю Суханову на спецзаводе изготовили протез. В 1967 году он уехал в Сибирь. Здесь он долгие годы работал инженером на заводе; воспитал детей, дождался внуков, а в феврале 1983 г. умер от фронтовых ран...

Но живёт и будет жить победа, ради которой он не щадил себя!"

На ветку сирени с уже по-весеннему набухшими почками, у памятника отцу, повязываю георгиевскую ленту. Она здесь не первая – три предыдущие, "ходили" со мной на Мунку-Сардык, в честь Великой Победы. Наливаю стопку, ставлю к памятнику. За ТВОЮ Победу, отец! Как в песне Александра Маршала: "Давай-ка, батя, выпьем водки – за то твоё лихое время, за то твоё большое небо... за то, как ты горел и верил, надеялся и как любил..."

"А в ответ – только ветер..."