в Иркутске 07:37, Мар. 29    

Поход на Хамар-Дабан 2003

Дни с Седьмого по Десятый

5 августа 2003 года, день Седьмой

"Учитель, когда ловил рыбу, удил, но не забрасывал сеть,
а когда стрелял птиц, не бил тех, что сидят на земле"

("Лунь юй", VII: 27.)


Ночью все так же порывами налетает ветер и мотает из стороны в сторону тент нашей палатки. Встаем в 8.20, все вокруг в тумане и облаках, которые по нашему долу стекают вниз. Прохладно, если не сказать "холодно", но и холод сообразно вписывается в здешние места. Выходим около 10.15, в облаках уже видны разрывы, но внизу сплошная пелена.

Идем по ГПСу через перешеек между хребтом горы 2220 и хамардабанскими полями. Поднимаемся по продавливающемуся мху, среди небольших островков стланника. В одном месте Катя замечает пару глухарей, не успев сообразить об их печальной судьбе. В Змее просыпается охотник, он собирает cвою двустволку и уходит крадучись в туман. Некоторое время сплошная тишина, потом: "Бам, бам!", – и еще раз. – "Бам!".

Из тумана появляется Рустик с неясным выражением лица, несущий в руках убитую птицу, как раненого ребенка. За ним через некоторое время появляется Змей со второй птицей, довольный удачной охотой.

Спускаемся в небольшую долинку, и Рыбников находит на кустах стланника большие и темные уже кедровые орехи. Пробуем в первый раз за поход, что это за звери. Кедровая смола вязнет на зубах и вяжет язык душисто-горьким вкусом.

Вид на гору 2220 с обширных футбольных полей на высоте 2000 метров
Вылезаем из долинки наверх, и оказываемся на бескрайних высокогорных полях центральной части хребта Хамар-Дабан. Нога утопает в мху сантиметров на пятнадцать-двадцать, и нога напрягается даже при небольшом подъеме. Находим родник, здесь, на поле на высоте за 2000, и устраиваем перекус.

Погода, кажется, поворачивается к нам своей приятной стороной. Тучи поднимаются, только вершина 2220 все еще скрывается и не хочет смотреть на проглядывающее иногда солнце. Прогулочным шагом идем дальше, собираем грибы по пути. Скоро выходим на край плато, резко обрывающийся вниз, в долину ручья, стекающего совсем в другу сторону водораздела, в реку Темник.

По хрустящей гальке забираемся на крайнюю тычку плато и спускаемся к самому большому из группы озер в верховьях селенгинских ручьев. На берегу озера останавливаемся на обед.

Солнце жарит, задержавшиеся облака поспешно разбегаются в разные стороны. Обед просто потрясающий – наваристый суп из глухарей с сухарями и компот. Купаться, несмотря на призывно плещущее озеро почему-то так никто и не собрался. Видимо, все отогревались от пронизывающего утра. Высушиваю на солнце вещи, которые в вещевом мешке почему-то оказались влажными.

Уходим с озера, огибая его по берегу, лезем на очередную возвышенность. Ноги после такого обеда будто сами шагают. А под ногами мох разных цветов: зеленый, темно-бардовый, фиолетовый, коричневый, светлый. Смотрим на наше обеденное озеро с противоположной стороны. Дальше путь лежит на огромное плато на высоте за 2000 метров. Поход превращается в сплошную халяву. Легко представить, что вокруг – степь. Ровное поле, хоть в футбол гоняй. И только вдалеке – горы.

Чем быстрее ты передвигаешься, – тем быстрее ты покинешь то место, где тебе хорошо. Хорошо бы когда-нибудь погулять здесь не торопясь. Встать лагерем у какого-нибудь озера, и обойти кругом тычки в радиусе километра.

Долина ручья Курта-Гол
Спорим о том, в туман ли здесь ходил Визбор, и что у него хрустело под ногами, камни, или мох, который здесь действительно хрустит. Спускаемся на седловину между плато и круглым пупырем, и штурмуем его. С пупыря спускаемся на седловину между р. Курта-Гол и долиной Барун-Селенгинки. Спускаться метров 350, но по мягкому мху, да и ноги уже привычные. По пути набираем много грибов, в азартные сборы включаются все без исключения, рассыпавшись веером по склону. Погода ничем не напоминает утреннюю стужу. Наблюдение такое: по одну сторону от Барун-Селенгинки горы острые, по другую тупые. Местность чем-то напоминает Шотландию, какой она мне представляется. Внизу, в долинах виден лес, по которому я даже соскучился.

Вечереет, когда мы спускаемся на седловину и ставим палатки практически на седловой точке. Раньше бы я сказал, что здесь ни за что не может быть воды, и поэтому стоять здесь, не принеся с собой воду нельзя. Здесь и действительно нет воды. А вот если пройти 100 метров в любую сторону – то уже есть, и сколько угодно, и не в лужах, а журчащую.

На ужин праздничный плов и опять компот из черники. "Опять ты мне эту икру поставила! Не могу ее больше есть!". На день насобирали дикого лука и какого-то чаезаменителя с непонятным и незапоминаемым названием. Его целыми ветками добавляем в чай, очень вкусно получается.

Записывая вечером в палатке события дня, осознаю, что формально говоря прошла половина нашего походного времени. А по ощущениям, так мы бродим уже давным-давно, уже целую неделю. Целую неделю ходим выше границы леса, по голым хребтам, стоим на седловинах, и вопреки всему не испытываем проблем ни с водой, ни с дровами. Это не чудо, это - горная страна Хамар-Дабан.


6 августа 2003 года, день Восьмой

Вся долина реки Селенгинка и озеро Соболиное
Просыпаемся в 8.45. Небо в высоких тучах-облаках, и несильно, но непрерывно дует ветер. После завтра выходим с седловины набирать обратно потерянную вчера высоту. Через несколько ходок опять выходим на поля. Широкого пространства становится все меньше и меньше, южный склон очень обрывистый. Доходим до горы 2035, с нее спускаемся на перешеек.

Некоторое время пытаемся прорваться через возникшую преграду. Перешеек очень острый, по самой верхушке идти очень сложно, обходить гребень еще сложнее. Хотели мы пройти по хребтам как можно дальше, но, видимо, с ними здесь придется распрощаться.

Окинув прощальным взглядом высокогорные поля, столь гостеприимные к нам, уходим с гребня вниз, в сторону Барун-Селенгинки. Спуск очень крутой сначала, по траве с опасным сыпуном, потом менее крутой по высокому стланнику.

Пока еще спускались по сыпуну с травой, слышу где-то сзади далекий крик: "Камень!". Оборачиваюсь, и сначала вижу далеко вверху отставшего Валю, а потом замечаю камень размером с кирпич, который постепенно набирая скорость и меняя направление несется от него вниз по склону. Такое было ощущение, что Аня только в самый последний момент успела увернуться – она стояла прямо на пути камня. Кажется, мы так и не восприняли предостережения гор – руководителю чего-то не хватает, чтобы собрать всех и резко заявить о приоритете техники безопасности.

На карте в цирке, в который мы спустились, нарисовано озеро, но его что-то не видно. Продираясь по стланику попадаем в глубокие сухие русла, видимо ручьев. Больше всего мне это напоминало какие-то секретные дороги – шириной в пару метров, они с обоих боков были надежно защищены крепкими стенами стланика.

Наконец дороги приводят нас в настоящий еловый лес. По крутому и заваленному стволами склону, постоянно оступаясь и оскальзываясь, спускаемся к слиянию двух ручьев. Тяжелый спуск и густой лес уморил всех, встаем на обед в месте, которое меньше всего напоминало стоянку – от горизонтального ствола отпилили верхушку и повесили на него котелки, разведя костер под ними. По-моему, это первый обед, поставленный в месте типа "да все равно лучше не найти".

Начинает накрапывать дождик. Может, мы чем-нибудь все-таки разгневали бурхана? Нет, наверное, просто здесь положен дождик иногда, и не нам менять установленные порядки.

Уходим с обеда дальше по ущелью вниз. Приходится часто бегать с одного берега ручья на другой, но пока что это не сложно. Дождь все утверждается, и конца тучам нет. Потом мне вспоминалось, что тот спуск дальше был не особо крутой, а тайга не особо тяжелая. Впрочем, боюсь, что это только по сравнению с тем, что нас ждало дальше.

Выходим на берег Барун-Селенгинки. В душе теплится надежда, что раз мы вышли на берег большого ручья, теперь-то уж дальше будет идти совсем легко. Чуть выше по течению на противоположном берегу видна полянка. Начальник отряжает отряд в разведку, скидываем со Змеем рюкзаки, бежим разузнавать что там да как, причем ручей перепрыгиваю по камням на замочив ноги. На полянке есть черная смородина - объеденье! – но стоянки, увы, нету – сплошные камни. Мы порешали немного в уме типичную задачу прямоугольной упаковки – и так и сяк, – не влазили сюда наши две палатки.

Возвращаемся, и проходим немного ниже по течению и в лесу на берегу, под проливным дождем, встаем среди сосен, задействовав давно уже невостребованный тент. Опять постановка палатки под дождем, опять собирание мокрых дров. Засыпаем уставшие под мерную барабанную дробь дождя, с надеждой на лучшее.


7 августа 2003 года, день Девятый.

Встаем часов в 10-11, дождь идет все так же мерно, как шел и всю ночь. Завтрак и сборы под тентом, опять котелки под углом тента ловят воду с прохудившегося неба.

Выходим в час дня, по карте до озера всего километров 11. Идем по лесу вдоль воды, иногда уходим чуть вверх по склону, обходя скальные прижимы. Постепенно тайга на склоне становится все тяжелее, запущеннее, склон все круче, а скальные прижимы длиннее и выше. К воде уже не спуститься, вынуждены идти по склону. А если и спуститься к воде, то за ночь ручей распух в разы, и теперь его нельзя не то что по камешкам перебежать, как я это вчера делал, а и в брод перейти опасно.

Путь начинают пересекать ручьи, притоки Селенгинки, каждый себе прокопал глубокое ущелье, которое стоит нам поперек маршрута. В такие ущелья даже спускаться тяжело, не то что подниматься. Проходим очень тяжелые 4 километра до распадка с ручьем, спускающимся от горы недалеко от перешейка между тычкой 2035 и соседним горным массивом, до которого мы так и не дошли. Этот отрезок шли со скоростью менее километра в час.

К ручью спустились с большими сложностями, через завалы и сползающий с камней мокрый мох. По ручью пришлось пройти вверх по течению, в поисках места, где его можно было легко пересечь, и там, как и давным-давно, в начале похода, устроили попарную переправу. Теперь опять спускаемся к Барун-Селенгинке, теперь уже по левой стороне притока. Решили было пойти вдоль берега, но сразу же натолкнулись на большой скальный прижим. Вверх залезть нет никакой возможности. Андрей попытался, но только спустил в несущуюся внизу воду пару больших валунов и поспешно ретировался.

Пришлось идти назад к ручью и искать место вверх по его течению, где можно было бы подняться вверх. Проходя место, где нужно было залезть в воду, я, видимо, решив изобразить тарзана с рюкзаком и привязанной к нему гитарой, повис, оттолкнувшись от берега ногами и держась руками за две толстые ветки, которые меня замечательно выдержали, когда все шли к берегу Селенгинки. Как раз в тот момент, когда я отпустил одну ветку, чтобы взяться за следующую, вторая ветра неожиданно хрустнула, и я со всего размаху с плеском сел в ручей. Больно ушиб левое полужопие о камень, и обидно промочил трусы.

Выше по течению ручья вроде бы нашли место, где можно залезть, но подъем дался очень тяжело – сплошными зарослями стланик и завалы деревьев. Дальше опять траверс склона сквозь дремучую тайгу, опять сотня за сотней борьбы с мокрыми ветками, стволами...

Дождик постепенно притих, а мы останавливаемся на перекус. Каждому, наверное, двойная порция досталась: шоколад, грецкие орехи, фундук, курага – и того было мало, чтобы чуть-чуть хотя бы силы восстановить. Скоро где-то внизу должно быть слияние Барун- и Зун- Селенгинок.

Лес часто перемежается оврагами, и наконец очередной овраг опять оказывается ужасно тяжелым. По карте этого не скажешь – на карте это всего лишь ручей, текущий по склону, и горизонтали склона даже не загибаются практически. В реальности же мы стояли на берегу обрыва и в отчаянии смотрели на шумящую внизу воду. С огромным трудом сползаем в ручей – там навалено только бревен, что переходим его не замочив ноги, которые все равно мокрые.

Теперь надо опять лезть на стенку, а ноги почти не передвигаются. Не знаю уж, что там чувствуют остальные... Сколько нам еще предстоит форсировать таких ручьев? Пару? Три? Четыре? Сзади подтягиваются остальные, в их глазах надежда и еще какое-то чувство, которое сложно объяснить. Наверное, это ощущение соучастия и сопричастности. Мы все пройдем, потому что мы – вместе.

Штурмуем из последних сил подъем из ручьевого распадка, часто приходится даже подтягиваться на стланике, и попадаем в более или менее проходибельный лес, однако для этого приходится забирать все выше и выше. Облака постепенно расходятся, и вдруг, через прогалину в ветвях, видим внизу – о, радость! – слияние двух Селенгинок, и огромный каменный пляж!

В душах людей заиграли победные фанфары, и люди запели, спускаясь по крутому склону, держась руками за ветки, сползая местами на попе по камням. Крутой спуск перешел в заросший пойменный лес, с неровными мелкими буграми и веками всякой мелочи – нам эти последние 150 метров до реки показались просто асфальтом – победное настроение не покидало группу. Вышли на берег реки, на другом берегу виден красивый ровный лес. Не останавливаясь, идем на переправу, – вода хоть и быстрая, но не особо с виду глубокая...

Очень поучительный момент. Потом я не раз себя спрашивал – что такое произошло с нами, что мы отважились на столь неподготовленный и опасный поступок? Почему все не остановившись пошли в воду, и никому в голову не пришло, что это опасно и делать этого так и сейчас нельзя?

Я шел первый, один, и только с палкой в руках. Когда вода стала подбираться практически к попоясу, в голове зазвенел некий предохранитель: я остановился поперек течения, раскорячился там ногами и палкой, и сказал всем, чтобы за мной никто не шел. Некоторое время мы стояли так на краю течения, вне опасной зоны, и с шутками и прибаутками остывали. Наконец я почувствовал, что я опасно остыл ниже положенного предела, что ноги постепенно перестают слушаться, и что если я сейчас какую-нибудь одну из трех ног подниму – меня смоет. Стараясь не развести панику, твердым голосом попросил кого-нибудь из остальных, кто стояли плотной группой, держась друг за друга, дать мне руку. Руку дали только с третьего раза – видимо, надо было все-таки завопить что есть духу.

Вылезли все на берег, остудившиеся, почесали в затылке, прошли чуть вниз по течению, и на галечной косе встали на ночевку. Совсем стемнело, когда у нас наконец приготовился ужин – сытный ужин тяжелого дня. Небо абсолютно расчистилось и засверкало россыпями звезд, и только необыкновенно большое количество воды в Селенгинке, играющей звездным светом в бурунах переката, напоминало о том, что только что воды было много не только в реке, но и в воздухе. Тент на косе, разумеется, не натянешь, да оно и не нужно.

Перед сном составляю на берегу небольшой тур из камней, чтобы посмотреть, на сколько за ночь упадет уровень воды. В этот день прошли всего 5-6 километров, но это были, пожалуй, самые сложные километры в моей походной жизни.


8 августа 2003 года, день Десятый

Просыпаемся и встаем в 9.30, на небе высокие плотные тучи, дождя нет. И слава богу. Вода в реке за ночь упала сантиметров на десять. Выходим по левому берегу Селенгинки. Через лес идти совсем не просто, стараюсь идти по каменистым косам и только по необходимости залезать вверх, в лес, обходя прижимы.

Переходим на довольно длинный каменистый остров, но с него обратно на левый берег. Здесь река дает небольшой меандр, а мы срезаем напрямик через лес. По пути просто заросли красной смородины, жимолости, а иногда попадается и малина с черной смородиной. Красной, впрочем, больше всего, ее едим горстями, пока не начинает отваливаться от кислоты язык. Оказывается, кусты красной смородины – любимое место существования клопов. Если схватить не глядя богатую горсть смородины, то обязательно один какой-нибудь в кулаке окажется. А если не глядя отправить эту горсть в рот – ... В общем, очень скоро я научился смотреть в то, что ем.

Появляется тропа, вначале незаметная, потом-таки совсем глобальная. Скорость моментально возрастает. При переходе через ручей, у которого устроили перекус, тропа резко уходит вверх от реки. Я недоумевая схожу с нее схожу, полагая, что она пошла совсем уж в неправильном направлении. Дальше до самого озера продираемся сквозь высокую, в рост человека траву, и только метров за 200 от южного края озера опять выскочили на ту же самую тропу.

Озеро сильно поднялось из-за дождей, и большая часть пляжа оказалась под водой. Встаем на самой юго-восточной оконечности озера, на странной стоянке – трава под палатки примята, а кострища нет. Видимо, кострище было на берегу, и водой поднявшейся оказалось затоплено.

Солнце ярко светит, от туч практически не осталось и следа. Река на месте впадения в озеро разбивается на два больших рукава и еще один маленький. Через рукав, на острове, вижу каркас от бани. Пока народ пошел за дровами обратно на лесистый склон, по полуутопленному бревну через маленький рукав Селенгинки, я набрался смелости и перешел протоку. Воды мне было по грудь, и в самом глубоком месте шел на цыпочках, чтобы хотя бы на плечах рубашка осталась сухой. Замерз в холодной воде, но убедился, что стоянка с баней ужасно загажена.

Варим обед, отдыхаем, вспоминаем минувшие дни и их радости и лишения. Непрошеным гостем в сознание закрадывается мысль о том, что основная часть похода завершена, и больше не будет ни хребтов, ни полей на высоте 2000 метров, ни диких таежных буреломных склонов.

После обеденного лежания пробираемся левым берегом озера. Воды много, поэтому тропа, которая там идет, часто уходит под воду. На стоянке у озера за горой стоит группа отдыхающих – как выяснилось, милиционеров из Иркутска с женами и детьми. Знакомимся, поем песни, обсуждаем здешние места. Они интересуются нашим маршрутом, удивляются, что мы пришли с той стороны озера ("так там же вообще все дремучее!"). Утверждают, что нам крайне повезло, что мы встретили медведя и остались живы.

Хозяева угостили нас рыбой, и вареной, и сырой. Я первый раз в жизни попробовал хариуса, только что вытащенного из воды, разделанного, посыпанного солью и перцем. Мне понравилось. Пьющих поют спиртом, – вот это мне совсем не нравится.

Пока поем песни (песню Визбора, которую здесь не знают, приходится петь дважды, и даже записать слова), приходит еще один гость – пожилой мужик в штормовке, босиком и с палкой – зовут его Семен, и стоит он в ста метрах на другой стороне от ручья. Чуть погодя идем в гости к нему.

Удивительный, редкий человек. В 67 лет зашел на Эльбрус, и сейчас, глядя как он спокойно ходит без обуви, понимаю, что такого здоровья пожелать можно хоть кому.

Слушать его можно бесконечно и ничуть не устать и не соскучиться от этого. Приятно просто слушать мелодику речи и то, как он предложения строит – сейчас мы отучились в большинстве своем так говорить. Где он только ни побывал – весь Союз объездил и исходил, от Соловков и Средней Азии до Камчатки.

Ходит он без палатки, и огня не разжигает – просто потому что ему ни то ни другое не нужно. Вешает между двумя деревьями веревку, на нее полиэтилен, и так ночует. Для еды размачивает в воде каши ("я с вечера гречневую кашку замочу в водичке – к утру она и доходит"). "Зачем мне все это, если мне и без этого хорошо, если я и без огня нормально питаюсь, и без палатки нормально сплю?".

По профессии он – художник оформитель, но как вышел на пенсию, зиму всю живет дома у себя в Москве, а как только снег сходит – уходит смотреть на красивые места. Приходя домой, приносит с собой впечатления, и рисует. Рассказывал он и про особый вид искусства, которым увлекается всю жизнь – создание композиций из разнообразных камней, ракушек и прочих красивых вещей. Если их правильно расположить в воде, да осветить, получается что-то очень красивое и впечатляющее по его словам.

Засиделись мы там до темноты, а потом взяли всех своих наквасившихся в охапку и долго в темноте пробирались обратно к лагерю берегом Соболиного озера к позднему ужину. С собой принесли подаренную в гостинец рыбу, мы ее быстренько срубали и разошлись по палаткам. А Валя со Змеем пошли в темноте рыбачить.


<<< предыдущая главаначалоcледующая глава >>>